Сердце бессердечного мира. Или, как родился и умер советский научный атеизм
На протяжении последних двадцати лет религия заметно упрочила свое влияние в современном обществе: в школе появился предмет «Основы духовно-нравственной культуры народов России», в вузах ― образовательный стандарт по теологии, в армии ― военные священники, а в уголовном законодательстве ― статья об оскорблении чувств верующих. Еще двадцать пять лет назад в тогда еще СССР существовал целый Институт научного атеизма, а материалистическая философия признавалась единственно достойной для советского человека. «Лента.ру» вспоминает, как родился советский научный атеизм, почему он не был в строгом смысле этого слова научным и почему официозный материализм не смог пройти испытания временем.
Воинствующий атеизм
Российский марксизм с самого своего зарождения в научной и образовательной сфере начал борьбу с «дипломированными лакеями поповщины», как называл их Владимир Ленин, ― отрицающими материализм философами. Молодое советское государство, созданное большевиками, взяло на себя задачу не только привести к коммунизму Россию (а на первых порах — и весь мир), но и перестроить самого человека, его мышление, с тем чтобы он был готов к созданию нового общества. Религиозное мировоззрение, по мысли Карла Маркса и его последователей, решительно препятствовало достижению этих целей.
В Советском Союзе «неутомимая атеистическая пропаганда и борьба» должна была стать задачей общегосударственной ― об этом писал Ленин в статье «О значении воинствующего материализма», одной из своих последних работ, которую называют «философским завещанием».
Первые годы советской власти были ознаменованы арестом патриарха Тихона, тотальным преследованием священников, изъятием церковных ценностей. В 1922 году Ленин писал Политбюро по поводу пополнения бюджета церковным золотом: «Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам [...] расстрелять, тем лучше». В дальнейшем борьба с церковью продолжалась без революционной кровавости, но планомерно и методично, помимо прочего ― через появившийся в 1922 году еженедельный журнал «Безбожник» и созданный вокруг него три года спустя аффилированный с государством Союз воинствующих безбожников СССР.
В первые двадцать лет после революции государство вело борьбу с церковью как с идеологическим институтом, ведь «две конкурирующие идеологии не могут существовать вместе, а коммунизм даже в виде социализма ― это такая же эсхатология, только в секуляризированном варианте, что и религия», рассуждает религиовед, доктор политических наук Мария Мчедлова.
Первые попытки переставить борьбу с религией с репрессивно-политических рельсов на научные были предприняты еще в начале 1920-х. В партийно-советских школах стали читать курсы происхождения и классовой сущности религии, заодно слушателям объяснялась политика советского государства по отношению к религии и церкви. В 1930 году во Всесоюзном обществе воинствующих материалистов-диалектиков была учреждена антирелигиозная секция, такие же секции появились и в научных учреждениях ― например, в Институте по изучению народов СССР или Академии материальной культуры. Главной своей задачей научные работники видели подготовку материалов по истории атеизма, свободомыслия, борьбы с религиозными предрассудками.
«До послевоенного времени, до конца 1940-х годов в стране в идеологическом дискурсе нет никакого научного атеизма, есть материализм, атеизм, но критика религии рассматривается в совершенно ином контексте, чем она начинает рассматриваться после Великой Отечественной войны, ― рассуждает профессор и заведующая кафедрой философии религии и религиоведения философского факультета СПбГУ Марианна Шахнович, дочь советского историка религии Михаила Шахновича. ― Идет активная антирелигиозная и антиклерикальная пропаганда в духе статьи Ленина “О значении воинствующего материализма”».
В военный и послевоенный период отношения православной церкви (тут уже уместно говорить об институтах организованной религии) и государства даже переживают некоторый ренессанс ― в годы войны «произошел перелом по отношению к церкви, и высшее руководство, обратившееся к церкви за помощью, такую помощь получило», говорит Мчедлова. С согласия Иосифа Сталина был восстановлен институт патриаршества в Русской православной церкви, а сотни епископов и тысячи священников были выпущены из лагерей.
Научный атеизм
С приходом к власти Никиты Хрущева, однако, советское государство вновь делает ставку на антиклерикализм как прикладную политику гонений на церковников. Ученые спорят, чем был продиктован очередной поворот в церковной политике, многие сходятся в том, что причиной тому оказался личный темперамент Никиты Сергеевича, истово верующего коммуниста. «При Хрущеве начинается вторая волна преследования церкви. В газете “Правда” в конце июля 1954 года появляется знаковая статья “Шире развернуть научно-атеистическую пропаганду”, термин “антирелигиозная пропаганда” заменяется на “научно-атеистическую пропаганду”», ― рассказывает Шахнович. Логика этой замены была связана с тем, что на смену непосредственной борьбе с религией должен прийти синтез антирелигиозной критики и пропаганды науки. Сам термин «научный атеизм» появился по аналогии с понятием «научный коммунизм». До Маркса, рассуждали в партии, атеизм был ненаучным, попросту отрицающим существование бога, бессмертие души или предопределение, начиная же с Маркса он стал научным, потому что марксизм ― это подлинно верное научное учение, а атеизм является частью его материалистической методологии.
Атеизм становился научным по самой причине своей принадлежности марксистскому мировоззрению. «Марксистская социология религии отделяется от немарксистской как научная от ненаучной: до марксизма и вне марксизма не было и нет научной социологии, включая научную социологическую теорию религии», ― описывал ту ситуацию в одной из своих постсоветских работ крупнейший советский социолог религии Виктор Гараджа.
Окончательное оформление такого подхода на государственном уровне довершили два постановления ЦК КПСС 1954 года ― «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения» и «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения». Они оперировали понятием «научно-атеистический» в том смысле, что «научный атеизм ― это не какая-то идеологически или политически-конъюнктурная вещь, а закономерное следствие изменившегося образа жизни, общества, культуры, то есть имеющее глубинные основания в советской жизни, обоснованное, а значит, научное», ― рассуждает коллега Шахнович по кафедре доцент Михаил Смирнов.
Происхождение термина несколько запутанно ― он однозначно использовался и до 1954 года, но широкого распространения не получил. Как вспоминает Шахнович, ее отец считал, что термин придумал бывший главред газеты «Правда», будущий академик и глава идеологической комиссии ЦК Леонид Ильичев, опираясь на выражение, заимствованное из учебника 1945 года по истории философии директора Высшей партийной школы Георгия Александрова.
В классических марксистских текстах это понятие ни разу не упоминалось, но логическим образом выводилось из наследия Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
Говоря расширительно, научный атеизм понимался как марксистское отношение к религии, основанное на историческом и диалектическом материализме, которое выражается в выяснении гносеологических и социальных корней религии, ее социальной природы и роли в обществе. «Абсолютно все это придумано в 1960-е и позже в Институте научного атеизма, причем конкретными людьми ― у Маркса и у Ленина ничего подобного (например, “позитивного атеизма”) не было», ― поясняет Шахнович.
Классические марксисты воспринимали атеизм как черту материализма, в принципе, ничем не отделенную от этой мировоззренческой системы, но и не тождественную ей. Атеизм как отрицание трансцендентного начала при этом понимался как явление временное ― вместе с религией должен был отмереть и атеизм, оставив лишь чисто материалистическое понимание окружающего мира.
В 1950-1960-е годы слово «научный» освещало очень многие стороны жизни ― говорили: «Наука доказала, что бога нет». Апелляция к науке была отчасти наивной, но и убедительной для массового сознания. Когда использовалось слово «атеизм», все понимали, что это что-то из безбожия, когда прибавилось слово «научный» ― это получило дополнительный смысл.
Михаил Смирнов
